Предлагается аксиома системотехники, подтверждаемая модельным и эмпирическим опытом и основанная на известных свойствах случайных процессов, сложных систем, теории и практике системотехнического проектирования и моделирования:

Сложные иерархические системы не могут усложняться в результате случайных флуктуаций, их развитие не может осуществляться через механизм отбора результатов их случайных ненаправленных изменений (применительно к живым системам - мутаций). Единственный известный работоспособный механизм их развития - творческое модельное мышление.

Какой из рассмотренных выше способов усложнения структур работал в процессе макроэволюции форм живой природы?

Синтетическая теория эволюции (СТЭ) утверждает, что это был способ, основанный на селективном отборе результатов случайных ненаправленных мутаций живых организмов.

Здесь мы сталкиваемся с первым противоречием между СТЭ и теорией систем. Оптимальные структурные трансформации, включая локальные оптимумы, по мнению теории систем, гарантированно можно обнаружить только через последовательный полный перебор состояний системы. А теория эволюции считает, что для биосистем существует закономерный, формализуемый статистический механизм, позволяющий формировать такие решения в процессе отбора результатов случайных мутаций. Кстати, взгляды различных сторонников СТЭ здесь несколько разветвляются. Классическая теория считает, что естественный отбор должен закреплять в популяциях малые промежуточные шаги к новым структурам. Но можно встретить и мнение, согласно которому фиксируются только такие структурные мутации, которые ведут сразу к появлению новых, оптимизирующих систему структур (“многообещающие уроды” Гольдшмидта).

Первый вариант структурной эволюции по версии СТЭ (закрепление промежуточных шагов к структуре) вступает в явное противоречие с общеизвестным фактом отсутствия эффекта от новой структуры до того момента, пока она не будет сформирована. Если функциональная структура не появляется сразу в результате единичной мутации, отбору тогда нечего закреплять на уровне структурных решений. Однако СТЭ утверждает, что параметрическая оптимизация плавно перетекает в структурную, подобно тому, как количество перетекает в качество, и этим объясняется весь механизм макроэволюции. Точнее говоря, ортодоксальные эволюционисты вообще отказываются различать явления структурной и параметрической оптимизации. Тривиальное для теории систем знание о существовании объективных барьеров между работоспособными методами двух форм оптимизации систем - параметрической и структурной, знание, имеющее явное отношение и к миру живой природы, оказывается абсолютно неведомым для теории биосистем. Рационально объяснить такую ситуацию сложно.

Несомненно, вся история эволюционной биохимической дифференциации тканей и органов, без которой невозможно себе представить вертикальную эволюцию, оказывается за кадром рассмотренного сценария, предлагаемого СТЭ. Любого уровня структурное изменение, любой структурный микрошаг – это шаг в особом направлении. Это всегда появление “нового признака” по эволюционной терминологии. Если обычные варьируемые признаки представить как оси в пространстве состояний фенотипа, тогда микроэволюционные параметрические изменения будут выглядеть как траектория биосистемы в пространстве, задаваемом этими осями. Но любое структурное новообразование будет новой осью в этом пространстве. Носителями любых структурных новообразований. всегда будут конкретные особи в популяции. Каким образом может осуществляться давление отбора по таким признакам на популяцию в целом, в отличие от обычных признаков, представленных во всей популяции и распределённых в некотором диапазоне значений? Закрепиться в качестве видового признака любое структурное изменение может единственным способом – полным вытеснением потомками носителя этого признака всех остальных особей в популяции. Поскольку естественный отбор не выбирает лучших, а уничтожает худших, чтобы структурные трансформации были закреплены отбором, каждый единичный шаг к новому органу или особой ткани должен быть настолько значимым для выживаемости, что потомки носителя данной мутации должны будут вытеснять всех остальных особей в популяции. Фактически мы приходим к выводу, что любого уровня единичная структурная мутация должна либо элиминироваться, либо начинать новый вид. Но один из главных постулатов дарвинизма: “Эволюционирует не особь, а популяция”. То есть, за рамками классических дарвинистских схем эволюции оказываются любые изменения, приводящие к структурной перестройке организмов.

В случае же рассмотрения второй, ревизионистской модели эволюции, декларирующей появление новой функциональной структуры в результате единичной случайной мутации, также возникает ряд вопросов. Если результатом такой мутации является появление новой ткани, нового органа или новой структуры существующего органа, то может ли это явление в принципе быть результатом единичной мутации, вызывающей синхронное становление новых биохимических процессов и одновременное появление новых форм и структур в организме? А если единовременно мутирует ансамбль генов, то какова вероятность созидательного характера такой мутации при, во-первых, типично низком уровне мутаций, затрагивающих структуру организма, во-вторых, при типично деструктивном их воздействии на организм? Известные по техническим и программным системам закономерности воздействия случайных мутаций на сложные системы позволяют предположить, что структурообразующая случайная мутация сложной системы, включая биосистемы, относится к явлениям, возможным лишь умозрительно, но физически не реализуемым.

“Ахиллесовой пятой” механистического обоснования процесса эволюции как отбора результатов случайных мутаций являются известные общесистемные закономерности самого процесса случайных мутаций. Закономерное действие случайных мутаций на высокоорганизованные системы является сугубо разрушительным, нарушающим структуру и функции таких систем. Когда при системотехническом проектировании происходят трансформации систем, они реализуются через перестройку отдельных блоков и связей при сохранении общего высокого уровня связности и упорядоченности в системе. Любой же случайный процесс обладает собственными статистическими характеристиками. Воздействуя на систему с определенной структурой, он закономерно стремится трансформировать её характеристики связности и упорядоченности в собственные. Представим себе, что эффект случайной ненаправленной мутации применен к каждому элементу некоторой системы. Результатом будет совершенно неупорядоченная система с равномерным статистическим распределением всех элементов. Если плавно снижать интенсивность разовых мутаций, ослабляется степень вносимой мутациями в систему хаотичности, но сохраняется общий характер воздействия мутаций на систему. Даже если уменьшить поток мутаций до единичных, результат их воздействия на систему сохранится и сведётся все к тому же нарушению упорядоченности, то есть к повышению хаотичности. Никакого потенциала комплексно реорганизовать элементы и структуру высокоорганизованной системы, сохраняя её уровень упорядоченности, этот случайный процесс не имеет. Его закономерное действие – внесение в систему хаоса. Следовательно, даже бесконечно долгий процесс случайных ненаправленных мутаций элементов системы и (или) ее структуры не приводит к каким-либо закономерностям усложнения системы и не может гарантированно обеспечить это усложнение. Поскольку усложнение в этой ситуации не является закономерным и неизбежным явлением даже на бесконечном интервале времени, строить, основываясь на таком явлении, модель закономерного эволюционного развития нельзя.

Как вариант конструктивного преодоления рассмотренных проблем отдельными теоретиками-эволюционистами декларируется “блочно-модульный принцип” эволюционного развития (В.А. Ратнер). Согласно этому принципу эволюция генов шла путем комбинирования блоков (модулей) снизу доверху, причем модулями, из которых составлялись вновь возникающие молекулярно-генетические системы, служили уже функционирующие макромолекулярные компоненты. Однако, реальное развитие сложных систем не может быть представлено как непрерывное их укрупнение через агрегацию готовых функциональных блоков. Необходимым условием структурного развития сложных систем является функциональная дифференцировка их элементов среднего и нижнего уровня. Это характерно и для развития технических систем, и для программного обеспечения, и для живых организмов. Процесс этот противоположен по направлению комбинированию готовых блоков. Целое в этом случае закономерно определяет свои новые элементы в соответствии с новыми идеями, иерархическими моделями развития структуры системы, а не складывается из прежних элементов и блоков, как из произвольно комбинируемых готовых кубиков.

Как пример нежизнеспособности блочно-модульного принципа можно рассмотреть процесс появления новой функции в компьютерной программе. Новая функция бесполезна для вызова в любом произвольном месте программы, кроме того места, где она может сделать своё полезное дело. Но новая функция вне точки вызова, где она нужна, без передачи ей нужных аргументов, не может быть каким-либо образом проверена на своё качество и функциональность. А точка, в которой полезна будет работа новой функции, не может быть найдена без наличия самой этой работоспособной функции. Рассмотренная ситуация - безнадёжный тупик для алгоритма случайного поиска новой функции. Неопределённость поведения произвольной последовательности операторов (претендента на роль новой функции) помноженная на неопределённость последствий вмешательства этой последовательности в произвольную точку исходной рабочей программы расходится к гиперастрономической последовательности возможных деструктивных трансформаций исходной структуры. В человеческом проектировании эта фатальная коллизия разрешается через проектирование сверху вниз, через создание иерархической системы взаимосвязанных абстракций, реализующих модель перестройки системы, с поэтапной её детализацией. Идея конструктивной трансформации целого определяет детали изменений, осуществляемых на средних и нижних уровнях. Нет пути к структурному усложнению программ через рандомизацию последовательностей операторов, блоков, вызовов функций, набора модулей. Но аналогично усложнению программных и технических средств выглядит и развитие живых организмов в процессе эволюции - как усложнение иерархических структурированных систем, сопровождаемое функциональной дифференцировкой элементов среднего и нижнего уровня, увеличением числа разнородных элементов и упорядоченных связей между ними, обеспечивающих системе в целом новое качество. Отсутствие хаотического пространства случайных поисков структурных трансформаций внутри популяций свидетельствует о том, что природа, как и человек, знает о безнадёжности в данной области случайных поисков структурных решений.

Этот фактор пока не имеет математической модели, и не реализуется в формализуемых компьютерных алгоритмах. Данное предположение подтверждается безуспешностью многочисленных попыток смоделировать эволюционное усложнение систем через механизм, предлагаемый СТЭ, несмотря на примитивный механицизм его возможной реализации - мутации и отбор.

Возвращаясь к предложенной в начале главы аксиоме, предлагается распространить её действие и на биосистемы. Необходимо отметить, что рассматриваемую аксиому невозможно доказать формально логически или математически. Она основана на объективных закономерностях, не выводимых из математики или логики, а отражающих постигаемые опытно свойства реальности. В случае принятия аксиомы можно рассуждать дальше. В противном случае необходимо привести какие-либо эмпирические факты или работоспособные модели, ей противоречащие.

В случае принятия предложенной аксиомы неодарвинизм должен быть отвергнут просто потому, что он данной аксиоме противоречит - он утверждает, что биосистемы усложняются в процессе эволюции в результате случайных ненаправленных мутаций, и что именно этим явлением обеспечена вся вертикальная эволюция от простейших одноклеточных до человека разумного. Однако такая победа над неодарвинизмом сродни игрушечной - он отвергается просто из-за несоответствия некоей аксиоме. Но любые аксиомы могут иметь границы своего действия. И новое знание зачастую обнаруживает границы действия прежних аксиом и вводит новые аксиомы, расширяющие наши горизонты. Поэтому дальнейшее, что должно нас интересовать - насколько преуспел в эмпирическом и модельном обосновании собственной аксиомы неодарвинизм. Ведь живые организмы - особое явление, их системные законы могут отличаться от явлений, наблюдаемых и воспроизводимых в технических системах. Но никаких практических подтверждений неодарвинистской гипотезы не наблюдается - реально наблюдаемая всесторонняя ненаправленная изменчивость внутри популяций не затрагивает структуру организмов, реально наблюдаемые, интенсифицируемые мутагенными факторами мутации нарушают системную целостность организмов, не создавая никаких новых структурных упорядоченностей, точно также, как случайные ошибки и дефекты нарушают работоспособность программных и технических систем. Моделируемые и используемые в технических задачах генетические алгоритмы демонстрируют возможность осуществлять микроэволюционную параметрическую адаптацию, но не реализуют никаких путей к структурной перестройке модели оптимизируемой системы. То есть, декларируя способность случайных мутаций развивать сложные системы, неодарвинизм не располагает никакими модельными или эмпирическими подтверждениями этой гипотезы. У биосистем не наблюдается свойств, обеспечивающих им автоматическую генерацию в онтогенезе структурно упорядоченных функциональных новообразований в ответ на произвольные хаотические изменения генома. Если бы новые структуры в живых организмах росли, как растут в великом многообразии снежинки на произвольных микрокомочках пыли, это могло бы быть путём к преодолению ограниченности аксиомы системотехники. Здесь роль системотехника выполняли бы законы природы, порождающие упорядоченность из хаоса, как это происходит при формировании снежинок. Но ведь нет этого - не порождают произвольные изменения генома спонтанно новых функциональных структур. Соответственно, нет границы, отделяющей в этом отношении живой организм от программы или технического изделия - ему тоже потребна специфическая упорядоченность генома для реализации новой усложнённой структуры организма. Те ответы, которые пытается давать неодарвинизм на вопрос об источнике происхождения этой упорядоченности, о механизме такого усложнения - не убедительны. Это даже не ответы, а уклонение от честного признания нерешённости проблемы.

Следующий вопрос, которым следует задаться - как могло происходить эволюционное усложнение сложных биосистем с естественно-научной точки зрения, если случайное их усложнение невозможно? Типичными для сторонников неодарвинизма, а также для некоторых независимых теоретиков, являются ссылки на синергетику, как на научный ответ о природных механизмах самоорганизации. Но эти ссылки не учитывают ключевого, важнейшего обстоятельства - в синергетических моделях упорядочивающая сила, создающая структуры, существует и действует объективно и неоспоримо. Это сила законов природы, проявления свойств среды и вещества, приводящие к тому, что системы дифференциальных уравнений, описывающих динамику нелинейных систем, имеют при различных начальных условиях множества решений, порождающих различные структуры и траектории фазовых переходов. Выбор конкретной реализации такого процесса зависит от случая - от стремящегося в пределе к нулю по амплитуде произвольного возмущения, задающего начальные условия процессу. Такой процесс становится недетерминированным в том смысле, что приход его к одному из возможных структурированных результатов зависит от сколь угодно малого начального возмущения. Но главное для нас заключается в том, что само структурирование в синергетике происходит не случайно, а совершенно закономерно. Да, путь по которому оно пойдёт, зависит от случайных возмущений. Но без действия объективной упорядочивающей силы структурирования не происходит вообще. Что и наблюдается в системах, где в классической своей интерпретации действует второе начало термодинамики, в частности - в сосуде с идеальным газом. Там, где все состояния системы энергетически равноправны и имеют место случайные флуктуации, там закономерно и необратимо устанавливается в качестве равновесного состояния системы состояние однородного неупорядоченного хаоса элементов. Это судьба не только молекул газа в сосуде, но и последовательностей двоичного кода, подвергаемых случайным мутациям. Если обратиться к рассмотрению трансформаций структур сложных иерархических систем, повергаемых случайным ненаправленным мутациям, мы придём к тем же результатам - любая система под воздействием флуктуаций и при отсутствии воздействия упорядочивающей силы закономерно и необратимо переходит в состояние статистически однородного хаоса собственных элементов, о чём говорилось выше.

Когда происходит спонтанное упорядочивание в рамках известных физико-химических процессов, там действуют известные законы природы. Аналогичная сила должна действовать и при структурном упорядочивании информационных систем. Эту силу и предлагается называть разумом и позиционировать её как недостающий фундаментальный закон природы, может быть - самый фундаментальный из этих законов. Совокупное действие законов природы направлено (по факту) на повышение уровня организации материи и имеет антиэнтропийную, структурирующую направленность. Разумное системотворчество может рассматриваться как продолжение на новом уровне физико-химических процессов структурирования материи, что является, возможно, формой проявления метазакона природы, обеспечивающего направленность процессов, происходящих в мироздании на структурирование и системную организацию материи.

Принятие этой точки зрения приводит нас к предположению о возможной обречённости попыток построить какую-либо действующую "техническую модель" разума. Разум строит модели, создаваемых им систем, но сам он, возможно, первичен и нерасчленим на составляющие.

Единственным наблюдаемым нами объективно носителем феномена разума (и эмпирическим доказательством его объективного существования) является человек. Но принятие предложенной выше аксиомы вкупе с изложенным выше подходом к определению разума означает, что в мироздании действуют и внечеловеческие разумные силы. Обладают ли они самосознанием? Аналогии с человеческим разумом позволяют предположить, что способность разума к модельному мышлению и созданию информационных объектов вполне закономерно приводит к осознанности собственных действий и самосознанию. Расширяя иерархическую систему понятий, отражающих состав и взаимодействие объектов материального мира, создавая модель мира, разум, вполне возможно, закономерно приходит к введению в эту модель объекта "Я".

Какой может быть материальная основа для предметной деятельности разума в процессе эволюционного развития биологических систем и реализации приспособительной структурной изменчивости организмов? Как одна из возможных естественно-научных гипотез может быть рассмотрена следующая:

ДНК, по ряду современных материалистических гипотез (Пашутин, Красилов), может накапливать следы жизненной практики поколений особей, реализуя тем самым своеобразный вариант исторической генетической памяти, а квантовые волновые процессы, которые, опять же, по некоторым гипотезам, играют существенную роль в процессах, происходящих и в мозге (Бом, Степп, Хамерофф, Пенроуз), и в ДНК (Гаряев), могут порождать модели реорганизации генома, использующие данные генетической памяти и порождающие в итоге ароморфозы. Таким образом в биосистемах могут происходить при определённых условиях трансформации, аналогичные конструктивным трансформациям сложных программных и технических систем, трансформации, при которых новые белки, ткани, органы появляются не в произвольном месте и не случайно, а именно там, где они могут выполнять свои специфические функции и появляются вкупе с согласованной перестройкой управляющих связей в системе, обеспечивающих прикладную функциональность этим новым элементам. При каких именно условиях эта потенциальная возможность актуализируется? На этот вопрос науке ещё предстоит искать ответ.

Однако описанная выше гипотеза не снимает очень важную проблему - проблему точки отсчёта действия фактора разума в природе. Мы рассматриваем здесь систему взглядов, приводящую к выводу, что без разума эволюция невозможна, а, следовательно - сама длительная эволюция создать генетический разум не могла. Фактор разума должен был действовать уже в отправной точке эволюции. А это - момент зарождения жизни. Значит, можно предположить, что жизнь была создана усилием разума. Но появление белковой жизни имеет определённую физико-химическую основу, которая случайно ли такой оказалась, или опять же была направленно сформирована? Таким образом, в поисках точки начала действия фактора разума в мироздании мы можем дойти до появления самого мироздания и системы физических законов природы.

Не следует отождествлять изложенные взгляды с некими религиозными воззрениями. Они представляются просто наиболее вероятной из доступных естественно-научных гипотез. Принятие предположений о существовании объективной природной силы, направляющей эволюцию природы, не приводит нас к необходимости поклоняться этой силе, частью которой мы сами являемся, не приводят эти выводы и к утверждениям о возможности чьего-либо личного бессмертия. Но, с другой стороны, утверждения всех мировых религий о том, что человек создан разумной волей, с изложенным подходом вполне согласуются.

Каков механизм разумного мышления? Его компоненты известны - отражение, абстрагирование, творческое моделирование. Но это эмпирические характеристики, не раскрывающие механизма процесса. Условно можно допустить, что разумом обладает сверхсложная нейронная сеть, вариантом которой является мозг человека, так как нейронные сети обладают свойством отражать закономерности внешних воздействий. Способность а) произвольно комбинировать абстракции, являющиеся элементами иерархической модели реальности, создавая из комбинаций абстракций модели новых систем; б) соотносить эти модели с существующей в мозге моделью мира и в) руководствоваться в дальнейших итерациях творческого процесса и практических действиях образными впечатлениями от модели взаимодействия воображаемой системы с моделью мира - это и есть основные элементы интуитивного разумного мышления. Достаточно ли для реализации таких процессов сверхсложной сети, основанной на нейронах, как мы сейчас это представляем? Может быть, и нет. Но это сейчас невозможно ни опровергнуть, ни доказать. Но и в случае положительного ответа разум, во-первых, всё-таки оказывается не алгоритмом, а особым свойством определённым образом упорядоченной материи. И остаётся вопрос - какой фактор её именно таким образом когда-то упорядочил. И, во-вторых, нерешённым остаётся вопрос о природе внечеловеческих явлений, попадающих под заявленное определение разума. Возможно, человеческий разум - та же проекция разума иной природы в особый физический материал - органические молекулы, проекция, аналог которой мечтает создать сам человек на кремниевой основе, задаваясь целью создать искусственный интеллект на базе вычислительной машины. Фрактальная “матрёшка” разумного мироздания - человеческий разум, созданный сверхразумом, и сам мечтающий создать искусственный разум.

Важнейшим свойством разума человеческого, непосредственно связанным с его способностью к эволюционному системотворчеству, представляется способность этого разума к использованию семантических языков с расширяемым словарём для описания создаваемых разумом моделей и алгоритмов. Очень символичным представляется в этом контексте утверждение "Вначале было слово..."). Планировать свои действия на основе определённых моделей, создаваемых в мозге, могут, видимо, и высшие животные. Но они не владеют семантическими языками. И как результат - животные интеллектуально статичны. У них не включается механизм культурного и технического эволюционного развития, видимо, прямо связанный со способностью разума использовать расширяемый язык. Способность к системотехническому модельному мышлению автоматически порождает потребность в языковой записи и способность к ней. Не случайно ведь человек создал множество различных языков и письменностей. Проектировщики систем, даже работая в одиночку, закономерно приходят к собственной системе обозначений структурных идей и элементов моделей. Когда они начинают общаться с другими проектировщиками, и те принимают их систему обозначений, рождаются новые языки схем. В частности, сравнительно недавно так появился язык объектно-ориентированного проектирования UML. На семантических языках пишутся и компьютерные программы. Геном, в свою очередь, может рассматриваться как биохимическая программа создания и жизнедеятельности организма. Последовательности генов в ДНК, в таком случае, представляют собой семантический текст, являются информационным объектом. Но начинаются ли информационные объекты в природе именно с живой клетки? Ведь живая клетка - лишь звено в иерархической цепочке повышения уровней организации материи:

Элементарные частицы -> Атомы -> Молекулы -> Химические вещества -> Живая природа -> Цивилизация человека разумного.

Можно предположить, что природа во всех своих проявлениях существует на основе информационных объектов. Вспомним, что свойства материи – это всегда свойства определённых структур, составленных иерархически из элементарных частиц, атомов, молекул, и т.д.. Но, как известно из теории систем (см. “Введение”), структура по свойствам подобна семантической информации – она не зависит жёстко от материала, в котором реализуется, но сама она придаёт материалу принципиально новые свойства. Таким образом, любые свойства материи, являясь, как мы отметили, свойствами определённых структур, могут рассматриваться как результат информационного упорядочивания материи. Существование информационного объекта предполагает существование некоторого интерпретатора его семантики, а первым интерпретатором этой семантики является всегда сам создатель информационного объекта. Для компьютерных программ интерпретатором заложенной в них семантики изначально является создающий их разумный программист, а затем автоматизированная среда исполнения, созданная человеческим разумом - операционная система и процессор. Что является интерпретатором для природных информационных объектов? Их “среда исполнения” - пространственно-временной континуум и система природных законов. Не являются ли они фрактальными аналогами операционной системы и процессора компьютера?

С учётом вышеизложенного можно предположить, что мироздание в целом является информационной системой.

Далее речь пойдет о результатах деятельности разума как такового, без привязки к использованию каких-либо эффекторов - орудий труда.

К убежденности в существовании Бога люди приходят по-разному и совсем не обязательно под влиянием религиозной литературы или людей уже уверовавших. Феномен веры в деятельный Высший Разум сопровождает человечество независимо от времени и географии. Уже одного этого достаточно, чтобы не отмахиваться от него, а попытаться понять, что же за ним стоит.

Варианты обоснования существования Мирового Разума были изложены выше. Кому-то они покажутся убедительным, кому-то - нет. Тем не менее возникает вопрос, а что же дальше?

В каких отношениях с Мировым Разумом состоит разум человеческий?

Основу деятельности любого разума составляет стремление к познанию себя и окружающей действительности. Но представим себе, каковы возможности изолированного человеческого разума в таком познании. Они минимальны и не могут быть расширены без применения любого рода эффекторов и без наличия дополнительного образца такого разума, как предмета изучения. Отсюда вполне логично создание Мировым Разумом разума иной формы, как инструмента познания. Таким образом, посредством человеческого разума Вселенная познает самое себя.

Что происходит после того, как человек приходит к убежденности в существовании Бога?

После того как человек начинает воспринимать Бога как персонифицированный разум у него возникает естественное стремление к общению с этим разумом, для чего он начинает изобретать и применять различные техники такого общения, которые составляют наиболее существенный элемент каждой религии.