А. Милн. "Винни-Пух и все-все-все."

В статье "Об информации" было сказано следующее:

Мне показалось интересным по возможности полно и подробно рассмотреть логические цепочки, берущие начало в данном тезисе. Настоящая статья и является результатом такого рассмотрения.

Вырабатывая с помощью рецепторов либо органов чувств в ответ на разнообразные внешние воздействия соответствующие сигналы и придавая этим сигналам значимость, то есть, производя и обрабатывая информацию, живые существа строят на ее основе внутреннюю модель окружающего их мира. Поведение любой формы живого определяется, в конечном счете, параметрами этой созданной внутренней модели. При этом внутренняя модель окружающего мира  постоянно корректируется, поскольку параметры окружающей среды меняются, в том числе и вследствие ответной реакции со стороны живого на внешние воздействия, что в свою очередь означает, что описываемая внутренняя модель окружающего мира, выстраиваемая живым существом, является текущей его моделью.

С микроскопическим рачком – дафнией - знаком каждый аквариумист, добывавший этого рачка в небольших водоемах с помощью марлевого сачка. Рачок этот реагирует на освещенность, температуру воды, он способен находить пищу. Собственно, этими параметрами - освещенностью, температурой и наличием либо отсутствием пищи и характеризуется мир, в котором существует дафния. Перемещаясь в толще слоя воды, рачок отслеживает изменения освещенности и температуры, отыскивая комфортное для себя сочетание этих параметров, равно как и осуществляя поиски пищи. Здесь следует еще раз подчеркнуть, что наблюдаемый нами рачок реагирует не на освещенность и не на температуру как на таковые. Он реагирует на сигналы, выработанные чувствительными к изменению освещенности и температуры органеллами. Эти сигналы -  на стадии их дешифровки, то есть, придания им значимости - и формируют внутреннюю модель окружающего рачка мира. Если мы примем, что никакие другие параметры окружающего мира рачок не фиксирует и, следовательно, на них не реагирует, то за рамками мира, в котором он живет, остается очень многое. Рачок "не представляет" ни формы, ни размеров водоема, в котором он живет, он не имеет представления о растительности на берегах, о населяющих эти берега иных формах живого. В конце концов, он понятия не имеет о том, что такое планета Земля, на которой лежит его водоем, о том, что такое Вселенная. И хотя эти факторы, в конечном счете, определяют саму возможность существования дафнии, все они находятся вне созданной ею внутренней модели окружающего мира.

Отметив, что дафния отыскивает комфортное для себя сочетание воспринимаемых ею параметров внешней среды, следует задать вопрос: по каким критериям определяется эта комфортность? Другими словами, что позволяет дафнии определить, комфортны для нее характеристики внешней среды или нет? Такое определение может производиться только путем сравнения воспринятых организмом рачка текущих параметров внешней среды с некоей образцовой моделью комфортности. Причем эта образцовая модель комфортности, как и текущая модель, является внутренней для дафнии, то есть, будучи стабильной, она каким-то образом зафиксирована в ее организме. Мало того, выполнение условия сравнения воспринятых внешних параметров, то есть внутренней модели окружающего мира, с эталонным их значением, определяемым образцовой моделью комфортности, требует наличия механизма, осуществляющего такое сравнение.  Примем эти утверждения как данность, поскольку механизм возникновения образцовой модели комфортности, фиксации ее в организме дафнии и работа механизма сравнения параметров образцовой (эталонной) и текущей моделей – это отдельная и неподъемная лично для меня тема.

Составной частью описываемой системы жизнеобеспечения живого существа является механизмы, отслеживающие изменение внутреннего гомеостаза и точно так же, как и в случае реакции на внешние воздействия, вырабатывающие соответствующие сигналы, впоследствии соответствующим образом интерпретируемые.

Сама возможность существования той же дафнии обеспечивается определением разности между реальными внешними параметрами среды обитания равно как изменениями гомеостаза и эталонными их значениями, а также наличием механизма отработки этой разности в сторону ее уменьшения, то есть способностью к выстраиванию адекватной модели поведения

Что же случится, если модель поведения живого организма не будет адекватна условиям внешнего мира и изменениям внутреннего гомеостаза? Что случится, в частности, если рецепторы или органы чувств будут вырабатывать в ответ на внешние воздействия "неправильные" сигналы, равно как что случится, если "правильные " сигналы будут неправильно интерпретированы? Ясно, что ничем хорошим для любой формы живого такой оборот дел не кончится. Отсюда следует достаточно интересный вывод: поведение и способность к выживанию живых существ определяется не свойствами объективно существующего внешнего мира, не внешними условиями, как таковыми, поскольку они уже допускают в принципе существование живого, а тем насколько модель окружающего мира, построенная "внутри" живого существа адекватна миру внешнему в плане, обеспечивающем выживание уже не "в принципе", а в действительности.

Степень приближения внутренней модели мира к реальности никогда не может быть абсолютной, она всегда относительна, в первую очередь потому, что эта модель и объективно существующий мир суть вещи различные, а также потому, что ни один живой организм не обладает исчерпывающим набором рецепторов или органов чувств, реагирующих на все без исключения воздействия со стороны внешнего мира. Мало того, как следует из рассмотренного выше примера с дафнией, такое исчерпывающее представление об окружающем мире для любой формы живого просто-напросто излишне.

Восприятие внешнего мира живым существом зависит и от возможностей его ответного воздействия на этот окружающий мир, а этот фактор для любой формы живого не фиксирован и не абсолютен. Следовательно, каким бы сложным ни был живой организм, какими бы изощренными рецепторами, органами чувств и эффекторами (исполнительными механизмами) он ни обладал, его внутренняя модель мира всегда будет расходиться с реальностью. Но, как уже было сказано, существование живого и не определяется данными обстоятельствами, для живого в этом плане не имеет значения каков же мир "на самом деле". Из этого напрямую следует, что каждый биологический вид, как совокупность особей, обладающих сходным набором рецепторов (органов чувств) и сходными возможностями воздействия на окружающую действительность, живет в своем мире, который по определению не может совпадать с миром, в котором живет другой вид. Более того, в своем мире живет и каждая биологическая особь, так как даже в рамках одного вида существует разброс в параметрах рецепторов, воспринимающих внешние воздействия и разброс в параметрах органов, с помощью которых каждая конкретная особь может оказывать воздействие на окружающую действительность. Следовательно, и внутренняя модель окружающего мира является индивидуальной для каждого живого существа.

Определившись с тем, что же собственно означает адекватность внутренней модели мира, создаваемой каждой биологической особью, окружающей действительности и, приняв во внимание, что все живое существует не в статичном, а в динамичном мире, мы сразу же сталкиваемся с проблемой постоянного поддержания этой адекватности, постоянного контроля над ней. Этот контроль помимо способности воспринимать внешние воздействия включает в себя и способность отвечать на них вполне определенными действиями. Не забывая о том, что в наших рассуждениях термин "особь" означает особь вообще, независимо, признаем мы у нее наличие разума (в случае человека) или не признаем (в случае бактерии) зададимся вопросом, может ли способность к контролю над адекватностью внутренней модели мира быть заданной на уровне тех же рефлексов?

Если мы будем иметь в виду только рефлексы безусловные, природа которых изначально задана строением рефлекторных дуг, другими словами - генетически, то мы уподобим особь жестко запрограммированному автомату, шансы которого на выживание в постоянно меняющемся мире минимальны. Они будут такими не только потому, что изначально и жестко генетически заданное строение рефлекторных дуг - одинаковое у всех особей вида - не может учесть все особенности онтогенеза особи, ее индивидуальность, не может учесть того, что каждая живая особь живет в своем собственном мире, но и потому, что и внешний мир не статичен а изменчив, и эта изменчивость не может быть заранее учтена на генетическом уровне.

Если же мы введем в рассмотрение и рефлексы условные, то помимо всего мы должны будем признать за особью способность к формированию таких рефлексов, то есть способность к обучению.

Возьмем в качестве примера процесс формирования так называемых "трудовых навыков", которые по сути своей являются теми же условными рефлексами, у человека. Чем отличается процесс изготовления вручную (естественно, с применением необходимых инструментов) некоей достаточно сложной детали квалифицированным слесарем и новичком в слесарном деле?

В распоряжении квалифицированного слесаря имеется широкая гамма уже сформированных "трудовых навыков" - условных рефлексов - или, что мне кажется более приемлемым термином, рабочих подпрограмм. Такими подпрограммами являются умение пользоваться разнообразным мерительным инструментом, керном, тем же молотком, умение обрабатывать поверхности различного профиля напильниками и надфилями и многие другие. У слесаря-новичка эти подпрограммы еще не сформировались, и он вынужден обдумывать каждое движение, каждый проход инструмента, постоянно корректировать работу рук, положение тела и многие другие параметры. В результате квалифицированный слесарь сознательно контролирует едва ли не единственный параметр – качество выполняемой работы, -  тогда как сознание слесаря-новичка занято процессом формирования рабочих подпрограмм и качество изготовленной детали для него - результат случая.

Если этот пример кажется недостаточно убедительным, вспомните свое обучение езде на велосипеде. Чем было занято ваше внимание тогда и чем оно занято во время поездки теперь?

Особо отметим, что в процессе формирования рабочих подпрограмм у обучающегося активно работает разум, то есть процесс формирования условных рефлексов у него находится под контролем разума. Это в дальнейшем сформировавшиеся рабочие подпрограммы уйдут в подсознание, их вызов из памяти и применение не будут нуждаться в сознательном контроле, умение совершать те или иные действия станет естественным, и разум будет контролировать лишь некоторые ключевые параметры процесса.

Количество рабочих подпрограмм, хранящихся в человеческой памяти, огромно. Достаточно сопоставить объем выполняемых нами в повседневности действий с тем, чем заняты наши мысли, чтобы убедиться, что наше подсознание отнюдь не бездействует, в противном случае нам бы приходилось сознательно контролировать каждое свое движение. Но практически все эти подпрограммы сформировались при активном участии разума, которому в процессе становления рабочих подпрограмм - в процессе обучения - принадлежит ключевая роль.

Мы рассмотрели процесс формирования рабочих подпрограмм у человека. Но как быть с иными формами живого, пусть сложность их поведения и уступает человеческой? Тем не менее, и их существование невозможно без наличия сформированного комплекса рабочих подпрограмм, становление которого невозможно без обучения, а значит без участия разума. Это в равной мере относится и к простейшим, к одноклеточным, рефлекторные дуги у которых (постоянные или временные) в их классическом виде не могут быть сформированы по определению, при том, что имеются сообщения о способности к обучению, выявленной на уровне колоний бактерий.

Эта тема рассматривалась в статье "Информация и всё, всё, всё...", где обосновывалось наличие компонентов разума у любой системы, способной, вследствие наличия у нее определенной структуры и способности выполнять определенные функции, к производству и обработке информации.

Если мы ввели в рассмотрение термин "разум", необходимо определиться, что мы под ним понимаем. Разум есть понятие синтетическое, многогранное и включает в себя ряд компонентов. Тот его компонент, участие которого в формировании рабочих подпрограмм постулировано выше, может быть определен как способность особи к контролю с помощью имеющегося у нее набора каналов связи с внешним миром за адекватностью своего поведения требованиям обстановки и способность изменять свое поведение с целью обеспечения такой адекватности.

Это определение будет не единственным в настоящей статье. Принимаемые определения, естественно, не всегда будут всеобъемлющими и абсолютно корректными. Но использование терминов в расчете на их интуитивную понятность никак не может способствовать логичности приводимых рассуждений. Отмечу, что в статье "Информация и всё, всё, всё..." также давалось определение понятия "разум", но данная статья имеет свою специфику и в ней принята иная схема выделения компонентов разума и их определений, что не может, на мой взгляд, являться основанием для обвинения в непоследовательности моего подхода к теме природы разума.

Необходимость присутствия в поведении любой формы живого компонентов разума, даже если это поведение может быть формально объяснено реализацией комбинаций условных и безусловных рефлексов, может быть обосновано еще и со следующих позиций.

Любая форма живого, поведение которой обусловлено исключительно реализацией рефлексов и их комбинаций представляет собой открытую систему, то есть систему, не охваченную обратной связью, не учитывающую результат своей реакции на внешнее воздействие. Как известно из теории и практики построения автоматических систем, такая система не может функционировать устойчиво. Наличие компонентов разума в поведении любой формы живого вводит во взаимоотношения живого и окружающей среды комплекс обратных связей, обеспечивая адекватность ее поведения требованиям обстановки.

Вывод: способность к обучению, выявляемая на стадии формирования условных рефлексов, обеспечивающих выживание всех форм живого, говорит о наличии у любой формы живого компонентов разума.

Способность к обучению, свойственная всем формам живого, свидетельствует о наличии у них еще одного компонента разума - памяти. В самом деле - отсутствие возможности к запоминанию, в каком бы виде эта способность не материализовывалась - в виде возникновения или изменения временных связей между компонентами системы, которой является живой организм, в виде изменения состояния отдельных компонентов или как либо еще, делает обучение, пусть и понимаемое нами сейчас как вырабатывание условных рефлексов или рабочих подпрограмм, невозможным в принципе, также как и сохранение сформированных подпрограмм.

Но функционирование памяти не сводится к участию к обучению. Обучение невозможно без восприятия и фиксации внешних воздействий - воздействий со стороны окружающего мира. Наличие памяти у живого организма означает, что она может сохранять и сохраняет отражения внешнего мира, возникающие внутри живого в результате восприятия внешних воздействий и интерпретирования их живым организмом как системой способной к обработке информации.

Подтверждением сказанному может служить поведение все той же дафнии, целью внешне хаотических перемещений которой в толще воды служит отыскание комфортных для нее условий. Этот процесс, основанный на сравнении текущих параметров окружающей среды с их "эталонными" значениями, невозможен без участия памяти.

В то же время способность живых организмов, начиная с простейших, к обучению означает, что на любой ступени эволюции они способны оперировать хранящимися в их памяти отражениями внешней действительности. Ведь даже в том случае, если мы утверждаем, что в основе поведения любой сложности у животных лежат исключительно рефлексы и их комбинации, включение в работу этих рефлексов должно происходить под контролем некоей "надпрограммы", обеспечивающей правильный и своевременный выбор рефлексов, подлежащих исполнению. Такой выбор возможен только при адекватной оценке обстановки, то есть вследствие выполняемого сравнения отражений действительности, фиксируемых в данный момент, с "эталонной" картиной мира, уже имеющейся в памяти. А оперирование же хранящимися в памяти отражениями действительности - независимо от того происходит оно на сознательном или бессознательном уровне - есть не что иное как важнейшая составляющая процесса мышления, еще одного компонента разума.

Перейдем к такому признаку разума, как пользование средствами коммуникации и возьмем в качестве примера две цитаты из книги "Пароль скрещенных антенн" И. Халифмана.

Вернувшись с богатой добычей, пчела в заметно возбужденном состоянии вбегает через леток в улей, поднимается вверх по сотам и останавливается здесь в гуще других пчел. У ее рта появляются капельки нектара, отрыгиваемые из зобика. Этот нектар немедленно всасывается хоботком подошедшей пчелы-приемщицы, которая уносит его для укладки в ячейки, пока новая капля нектара из зобика передается другой приемщице. После этого прилетевшая пчела начинает кружиться на сотах, описывая то вправо, то влево небольшие круги. Эти движения и были названы "танцем" пчел...

И далее.

Однажды на пасеку профессора Фриша приехал один иностранный ученый, решивший на месте проверить все, что говорится о танцах сборщиц. Исследователь привел его к своему стеклянному улью и, объяснив, как расшифровать фигуры пчелиных танцев сказал:- Я ухожу, а вы проделайте, что я сказал, и определите сами по движениям пчел, где - на каком расстоянии от улья, и в каком направлении - находятся кормушки, с которых прилетают меченые танцовщицы.

Фриш действительно удалился, а гость, растерянный и сконфуженный, остался один на один с пчелами, многие из которых танцевали на сотах. Потом, вооружившись транспортиром, он стал измерять углы, образуемые направлениями прямых пробегов, которые сборщицы совершали между кружениями.

"Можете себе представить мою гордость, - писал впоследствии гость в отчете о своей поездке, когда оказалось, что я с первого раза нашел все кормушки, местоположение которых было подсказано мне только особенностями движений танцовщиц"...

Факты существования внутрипопуляционных и внутривидовых языков общения общеизвестны. Основаны они могут быть на кодах различной природы - движениях, как у пчел, запахах, как у муравьев, звуковых и иных. Характер информации, передаваемой от особи к особи при общении (вспомним "Не кричи, волки" Ф. Моуэта), может быть весьма разнообразным.

Но ведь эти факты свидетельствуют о том, что особи, относящиеся к любому биологическому виду, способны создавать наборы данных предназначенные для обеспечения процесса обмена информацией воспринимать и декодировать их (см. "Об информации"). А это в свою очередь означает не что иное, что любым живым существам доступны в той или иной степени достаточно высокие уровни мышления.

Конечно, можно сводить обмен информацией у всех существ, кроме человека, к обмену сигналами, выработанными и закрепленными в результате действия естественного отбора. Но такой подход, на мой взгляд, является неоправданной примитивизацией и направлен на создание ореола исключительности вокруг положения человека в мире живого.

Определив термин "мышление" как способность оперировать хранящимися в памяти отражениями внешней действительности, мы опять понижаем уровень возникновения разума. Ведь, как уже было сказано, отражения внешней действительности хранятся в памяти уже у простейших.

Как мы видим, какие бы качества человека, как "эталона разумности" ни рассматривать, аналоги этих качеств, вплоть до использования различных предметов в качестве "орудий труда", мы всегда найдем и у иных представителей живого, то есть разум не является исключительной прерогативой человека. Но, может быть, человеческий разум - это вершина разумности живого? И вообще, можно ли сравнивать степень разумности представителей разных видов?

Вспомним, что каждая живая особь воспринимает окружающий мир исключительно в тех рамках, которые заданы присущими ей органами восприятия внешних воздействий и возможностями ее ответного воздействия на этот мир.

Все, что выходит за эти рамки, для особи не существует. Невозможно объяснить мартышке, как много бы она приобрела, взяв напильник и встав за слесарные тиски. Равным образом невозможно объяснить дальтонику, как выглядит на "самом деле" мир в котором он не различает красного и зеленого цветов. Сказанное никак не может служить умалению достоинств дальтоников - у меня самого нелады с цветоощущением - речь идет о том, что восприятие мира задается в первую очередь видовой принадлежностью, а во вторую - индивидуальными особенностями особи.

И в тех же самых рамках, заданных видовой принадлежностью и индивидуальными особенностями, функционирует разум, обеспечивающий жизнедеятельность особи. То есть разум видовой и индивидуальный имеет свои достаточно четко обозначенные границы.

Уровень разумности служит обеспечению выживания вида и в этом плане разумность любого вида всегда самодостаточна. Поэтому муравьи не сочиняют сонетов, а дождевые черви не мечтают о полетах к звездам. Хотя, кто знает, кто знает... Ведь для того, чтобы действительно объективно судить об уровне разумности муравья человеку надо не более и не менее как стать муравьем, воспринимать мир так, как воспринимает его он, иметь в своем распоряжении те же самые эффекторы и существовать в том же мире, что и муравей. А уж потом, вернувшись в свой человеческий мир, попытаться рассказать, как может пахнуть сосед по муравейнику и что может означать этот запах, да еще при весьма высокой вероятности того, что аналогов этим самым запахам человек может и не иметь.

Таким образом, мне представляется достаточно корректным следующий вывод.

Любое живое существо разумно в рамках взаимодействия с окружающим миром, то есть возможностей восприятия им внешних воздействий и способностей со своей стороны влиять на окружающий его мир.

Тем, кто не приемлет этот вывод, рекомендую завести собаку или кошку. Ручаюсь, что после того, как они на ваших глазах пройдут свой жизненный путь, ваше мнение изменится.

Выше фактически было сказано, что степень разумности зависит от биологически обусловленного уровня взаимодействия данной формы живого с окружающим миром. То есть разум не есть самостоятельный феномен, а является производным от сложности присущей данной форме живого систем, воспринимающих окружающий мир и обеспечивающих ответное на него воздействие. Разумность растет вместе с количеством каналов восприятия окружающего мира и усложнением эффекторов - органов обеспечивающих ответное воздействие на этот мир.

Приняв эту точку зрения, мы приходим к парадоксальному на первый взгляд выводу: человеческий мозг вовсе не является "органом разума". Ведь изначально периферическая и центральная нервная система человека вместе с мозгом предназначена исключительно для обеспечения согласованного взаимодействия всех подсистем, суммой которых является человек. Тот уровень разумности и способности к мышлению, которым обладает человек, обусловлен интегральной сложностью его "системы управления".

Можно предположить, что разумность связана со сложностью организма как системы нелинейно, поскольку возникновение в процессе видообразования у нового вида любой новой подсистемы не означает усложнение структуры управления организмом только на ту составляющую, которая этой новой подсистемой управляет, так как модернизированная система управления обязана обеспечить полное взаимодействие новой подсистемы со всеми, ранее существовавшими у вида-предшественника подсистемами.

Вероятно, как раз этим фактором объясняется то, что отличие человека от обезьяны в плане разумности возникло, по большому счету, всего лишь вследствие появления у человека прямохождения, противопоставленного большого пальца на руках и более сложного голосового аппарата. 

Вследствие того, что мир, в котором живет каждая биологическая особь, индивидуален, интересен вопрос о контактах между особями одного вида, а также межвидовых контактов. Естественно, речь идет о контакте разумов - о взаимопонимании.

Очевидно, что возможность контактов внутри вида обусловлена идентичностью анатомии и физиологии составляющих его особей. Вследствие этой идентичности особи одного вида обладают одинаковым уровнем сложности управляющих организмом систем и, следовательно, одинаковым, в среднем, уровнем разумности. Кроме того, и это, наверное, еще более важно, поскольку особи данного вида, образующие некоторую популяцию, живут в сходных условиях и ведут сходный образ жизни, совпадают и "пространства" их разумов - объем и состав образов и понятий, которыми может оперировать память этих особей. То есть разумы составляющих популяцию индивидуумов функционируют в совпадающих системах координат, перерабатывают практически совпадающие массивы информации, а это как раз и обеспечивает возможность контактов между ними - внутривидовых контактов.

Человек, оставаясь частью живого мира, все-таки (только вот, к сожалению или к счастью?) достаточно отдалился от чисто животного существования. Различия в условиях жизни у конкретных людей могут быть весьма и весьма существенными. Специализация, разный уровень образования, различающиеся религиозные убеждения, разный уровень материальной обеспеченности и многие другие факторы приводят к существенным отличиям в системах координат, характеризующих разумную деятельность конкретных людей. А отсюда возникают проблемы во взаимопонимании между людьми, хотя они и относятся к одному биологическому виду.

На эту тему можно говорить много и убедительно. Но данная сторона вопроса о внутривидовых контактах в нашем случае важна как иллюстрация того факта, что возможность контактов на уровне разума предполагает определенную степень совпадения "пространств" контактирующих разумов.

Если допустить, что возможно дать определение сложности живого организма как системы и взять представителей разных видов, но одинаковой степени сложности этой системы, естественно предположить, что они будут обладать сходной степенью разумности. Но возможен ли контакт между ними?

Развитость мозга дельфинов, вполне сопоставимая с таковой у человека, объясняется, скорее всего, сходной степенью сложности и разнообразия процессов, контролируемых этим мозгом. Следовательно, схожей должна быть и степень разумности человека и дельфина. Но говорит ли тот факт, что контакты человека и дельфина имеют весьма отдаленную схожесть с контактами равных разумов, о том, что дельфины, либо вообще обделены разумом, либо их разуму не хватает чего-то, что имеется у человека? На мой взгляд, отсутствие полноценного контакта разумов между дельфином и человеком совершенно закономерно. Наши разумы могут совпадать, и контакт между ними возможен ровно настолько, насколько совпадают миры, в которых мы живем, насколько совпадают наши анатомия и физиология.

Об этом же свидетельствуют и истории детей-маугли. Их разум формируется вне человеческого общества, в мире, который в корне отличен от мира остальных людей, вследствие чего возможности контакта между детьми-маугли и человеком становятся минимальными. И это при не просто одинаковой, а при одной и той же степени их биологической сложности, а, следовательно, и разумности.

В свете высказанных соображений становится весьма и весьма проблематичным полноценный контакт со вполне вероятно существующими нашими "братьями по разуму" из других миров, потому как для такого контакта помимо сходства культур необходимо, чтобы их мир был схож с нашим в чисто физическом плане, и чтобы они воспринимали его так же как мы. Представим, что "собратья по разуму" дополнительно к органам чувств, присущих и нам, способны, например, воспринимать инфракрасное и ультрафиолетовое излучение или обладают магниточувствительным органом. Ведь это имеет своим следствием совсем иной уровень сложности их нервной системы и, следовательно, совсем иной уровень разумности. Кроме того, осуществимость рассматриваемого контакта предполагает и одинаковые возможности нашего и "их" воздействия на окружающий мир. В противном случае наши разумы практически не будут иметь точек соприкосновения.

Чем вообще обосновывается возможность контакта с инопланетным разумом? Тем, что человек разумен? Тем, что представители инопланетной цивилизации, случись им добраться до нас, разумны просто вследствие самого этого факта? Тем, что мы существуем в одном и том же физическом мире? Но ведь мы делим наш мир с огромным разнообразием форм живого. Чем же тогда выделяются из этого ряда инопланетяне? Тем, что они разумнее нас? С этим не позволяет согласиться наше самолюбие. Но это никак не отменит возможности несовпадения "пространств" наших разумов и никак не увеличит вероятности равноправного контакта.

Описанная выше ситуация может быть проиллюстрирована следующим рисунком.

Размещенные в системе координат "Способность к воздействию на окружающий мир – Способность к восприятию окружающего мира", области А и Б отображают сложность особей, относящихся к разным видам, как систем. В то же время они отображают и "пространства разумов" этих особей. Если мы примем, что область А характеризует человека, а область Б – кошку, то наглядным становится наше существование в разных внутренних моделях окружающего мира. Совпадающая же область "пространств разумов", очевидно, характеризует ту область внутренних моделей, где только и возможен контакт между человеком и кошкой. В других же областях этих пространств никакой контакт не возможен. То же самое можно сказать и о контактах с гипотетически существующими инопланетянами.

Еще раз следует подчеркнуть, что факт существования различных видов в различных областях пространства, описываемых координатами "Способность к воздействию на окружающий мир – Способность к воздействию на окружающий мир" совершенно не означает, что существование в одной области этого пространства предполагает наличие у вида разума, а существование в другой области – нет.

Разумность всего живого имеет и "идеологическое" обоснование, если идеологией считать эволюционный подход в общепринятой трактовке, согласно которой новые виды возникают на базе видов-предшественников путем накопления пошаговых изменений, "одобренных" естественным отбором.

Но тогда утверждения о разумности, как свойстве, присущем только человеку, противоречат эволюционному подходу, так как означают возникновение нового свойства при отсутствии эволюционных предшественников. Признание же наличия эволюционных предшественников человеческого разума с неизбежностью понижают уровень наличия разумности до простейших включительно.

Несмотря на то, что я не разделяю господствующих взглядов на механизмы происхождения видов (см. "Третий постулат. К вопросу о происхождении видов"), я считаю себя эволюционистом, если эволюцию понимать как возникновение новых видов на базе существовавших ранее. Мои-то взгляды на видообразование как раз допускают появление новых признаков без эволюционных предшественников. Но к разуму это, как не трудно заметить, не относится, поскольку я считаю его свойством имманентно присущим живому.

Но вернемся к высказанному утверждению, что человеческий мозг по предназначению не является "органом разума".

Известно, что в тех случаях, когда какие-либо видовые признаки становятся для какой-то популяции ненужными (способность летать для домашних птиц или для птиц в природных биогеоценозах, в которых отсутствуют враги и поиски пищи не связаны с необходимостью полета, способность видеть для рыб, водящихся в подземных водоемах), органы, связанные с этими признаками либо деградируют, либо исчезают вообще. И это абсолютно естественно, потому что в таких случаях мутационные изменения в генах, контролирующих признаки, ставшие бесполезными для особей популяции, выпадают из под санирующего воздействия естественного отбора и не отсеиваются им.

Общеизвестно также, что аборигены Австралии до недавнего времени не сталкивались, а некоторые туземные племена в Африке и Южной Америке до сих пор практически не сталкиваются с цивилизацией. На протяжении всей их истории, а она восходит к моменту появления человечества, они остаются в стороне от массивов интеллектуальных, культурных и материальных достижений человечества. Интеллектуальная деятельность не имеет для них того значения, что для человека, живущего в условиях технологической цивилизации, следовательно, она менее напряженна. И, тем не менее, у них не наблюдается никакой атрофии мыслительных способностей, строение мозга у представителей таких племен ничем не отличается от такового у жителя самой цивилизованной страны, а потомки представителей таких племен, попадающие в условия цивилизации в достаточно раннем возрасте, никак не демонстрируют ущербность своего мышления и с легкостью осваивают достижения цивилизации в полном объеме в первом же поколении, то есть за время, которого для эволюции их мозга явно недостаточно.

А это не может означать ничего иного как то, что человеческий мозг изначально возник именно таким, каков он сейчас. Изначально нервная система человека во главе с его мозгом находится в сбалансированном состоянии с человеческой анатомией и физиологией, оптимально обеспечивает его существование как биологического вида, независимо от того, занимается он мыслительной работой или нет. И если представители "первобытных" племен обладают той же способностью к мыслительной работе в том смысле, как это понимаем мы, и, по крайней мере, в тех же объемах, что и люди, из поколения в поколение жившие в условиях цивилизации, значит эта способность не является результатом эволюции человека как вида (при условии, что такая эволюция принципиально возможна), а является всего лишь цивилизационным, социальным феноменом, причем, как показывают те же истории детей-маугли, формирующимся под влиянием окружающего мира в первые годы жизни человека.

В подтверждение сказанному можно привести и следующие соображения.

Общеизвестны факты того, что во многих спортивных дисциплинах лучших результатов добиваются представители африканского континента. В то же время аксиомой является тот факт, что современная технологическая цивилизация создана евразийцами. Если принять за отправную точку предположение о том, что "система управления" человеческим организмом изначально и во все время существования человечества как вида использовалась и используется "на полную мощность", упомянутые факты имеют вполне логичное объяснение.

Объяснение сводится к тому, что разные условия обитания предъявляли разные требования к специализации "системы управления" организмом человека – к деятельности периферической и центральной нервной систем. На африканском континенте вследствие того, что выживание человека могло быть обеспечено за счет собирательства, охоты и самого примитивного земледелия, большее значение имела физические кондиции человека. То есть, вероятность выживания у человеческих особей была тем выше, чем выше были их физические кондиции и чем эффективнее работали те области центральной нервной системы, которые были связаны с физической деятельностью.

В Евразии же, вследствие более суровых природных условий, выживание было в гораздо большем (по сравнению с Африкой) масштабе связано с мыслительной деятельностью. Именно эта деятельность единственно могла компенсировать изначально недостаточную приспособленность к существованию в более суровых условиях. И если человеческие популяции в Африке использовали среду обитания, то в Евразии они ее преобразовывали, создавая здания, сооружения, инструменты и машины. И здесь уже преимущества в выживании имели те особи, которые эффективнее использовали способности именно к мышлению. Все остальное на протяжении тысячелетий довершил естественный отбор.

Стоит вспомнить и о том, что бытовая неприспособленность гениев интеллекта не выдумка, а самая что ни на есть реальность, служащая источником многочисленных анекдотов.

Сказанное выше приводит к выводу, что "мощность" центральной нервной системы человека в среднем фиксирована, самодостаточна и оптимальна, и развитие одних способностей всегда происходит за счет других. Другими словами, не стоит надеяться на то, что так называемые "резервы мозга" могут быть направлены на усиление мыслительных способностей, потому что такое усиление (если допустить, что оно принципиально возможно) неизбежно приведет к соответствующему снижению способностей в других областях человеческой деятельности.

Маленькое отступление. Когда я слышу сказания об эволюции человека и человеческого мозга, подобные эпосу, в котором развитие речевых способностей человека связывается с его праворукостью, я всегда думаю о левшах. Об этих штрейкбрехерах эволюции. И не могу понять...

В свете того значения, которое имеет в современном мире интеллектуальная деятельность человека, понятен интерес к проблеме искусственного интеллекта. В качестве успехов, достигнутых в этой области, приводится тот факт, что чемпион мира по шахматам уже далеко не всегда выигрывает у современных шахматных программ. Вполне возможно, что создание эффективных шахматных программ способствует пониманию механизмов интеллектуальной деятельности, но приближает ли оно к созданию "гиганта мысли"?

Как и в любом другом случае, прежде чем что-то сделать, нужно определиться, к чему мы стремимся. Зачем нам нужен этот самый искусственный интеллект? Или все дело в том, что, как говорил кот Матроскин: "Средства у нас есть. У нас ума не хватает!"? Но допустим, что без искусственного интеллекта нам не обойтись, тогда каким он должен быть? Чем он должен заниматься и о чем, собственно, он должен плодотворно размышлять? Если он должен решать шахматные задачи и обыгрывать в эту игру человека, то задачу можно считать уже решенной. Подобным образом, видимо, могут быть реализованы алгоритмы для решения многих других задач. Однако победных реляций о создании искусственного интеллекта с научных фронтов не поступает. И понятно почему.

Компьютер, в который введена программа, обыгрывающая человека в шахматы, не является вместилищем искусственного интеллекта. По сути дела он представляет собой все тот же арифмометр, который во времена студенчества мы называли "железным Феликсом" (интересно, до многих ли ныне дойдет смысл шутки, скрытой под этим названием?), только с неимоверно возросшей мощностью, а с арифмометра какой спрос? Нет, искусственным интеллектом для нас будет такой, с которым мы сможем полноценно общаться, такой, который будет мыслить самостоятельно, а не гонять внутри себя кем-то введенную программу и такой, конечно, который в принципе способен быть для нас партнером в познании окружающего мира.

Если принять за отправную точку высказанные в настоящей статье соображения, придется признать, что для того, чтобы создать искусственную систему с уровнем разумности соответствующему таковому у человека, придется вести речь не о создании искусственного мозга, а о создании искусственного аналога человека вообще. Этот аналог должен существовать в том же мире, что и человек. Он должен воспринимать те же внешние воздействия, и сходным способом реагировать на эти воздействия, Аналог должен соответствовать человеку и по возможностям своих исполнительных органов. Необходимость такого подхода диктуется тем, что только в этом случае сложность системы управления искусственным аналогом будет подобна человеческой, что вследствие этого аналог будет обладать сходным с человеком уровнем разумности, что миры, в которых мы существуем, и, следовательно, пространства наших разумов будут совпадать настолько, что контакт между ними не представит затруднений. Как упрощение аналога, так и его усложнение будет иметь результатом несовпадение уровней разумности и поставит под сомнение саму возможность контакта между человеческим и искусственным разумом.

Сама по себе проблема создания искусственного интеллекта не представляется неразрешимой. Тем более, что общеизвестен факт существования набора данных, где на физическом уровне зафиксирована возможность создания интеллекта. Имеются в виду человеческий геном и человеческий интеллект.

Создав аналог человека на иной элементной базе, а затем крайне осторожно усложняя его конструкцию и систему управления, мы и получим искомого "гиганта мысли", который, несомненно, поспособствует решению многих и многих проблем, стоящих перед человечеством.

Но тут возникает простенький вопрос: "А оно ему надо?"

Что заставит искусственный аналог человека заниматься интеллектуальной деятельностью?

Многие особенности в поведении разных жизненных форм официально объясняются инстинктами. В настоящее время этот термин используется не так часто, но вопрос о причине, побуждающей формы живого к тем или иным действиям, остается. Если все же оставить за этой причиной привычное название, то следует признать, что в основе всех форм поведения у живого лежит единственный инстинкт - инстинкт самосохранения, дополненный стремлением к сохранению вида.

На каком уровне зафиксирован этот инстинкт? На генетическом? Но как? Каков механизм его действия? Уж не пресловутый ли это внутренний голос, направляющий поведение живого подобно бабушке Карлсона, твердящей: "Смени носки, Карлсончик!"?

Заманчиво принять гипотезу о внешней причинности инстинкта самосохранения. Она хорошо объясняет случаи, когда этот инстинкт отключается сразу у большого количества биологических особей: имеются в виду случаи массовой гибели леммингов и китоообразных. Но есть еще одно объяснение.

Вернемся к тому, с чего мы начали. Живой организм на основании восприятия и интерпретации внешних воздействий строит внутри себя картину внешнего мира. Но ведь живой организм воспринимает не только внешние воздействия. Равным образом он воспринимает сигналы, поступающие от сосотавляющих его подсистем. Так, например, он способен испытывать чувство голода - остановимся на этом примере, как наиболее наглядном. На примере этого чувства можно утверждать, что внешние воздействия и внутренние сигналы об изменении гомеостаза организма суть вещи различные – от чувства голода, в отличие от источника опасности, убежать невозможно. Это отличие в плане характера реакции на внешние и внутренние воздействия лежит в основе самоосознания живого. Благодаря этим отличиям, живой организм осознает свою отделенность от внешнего мира, осознает факт своего существования. И вполне обоснованно можно предположить, что это осознание и лежит в основе того, что мы назвали инстинктом самосохранения.

Стремление сохранить отделенность от внешнего мира направляет поведение живого, определяет все формы этого поведения., отбирает те формы, которые такому сохранению способствуют. Это поиски пищи, укрытия а, кроме того, видимо, и стремление к размножению, как к возможности сохранить себя в потомстве

Интеллектуальная деятельность человека стала одной из форм поведения, позволяющих человеку выжить, поскольку в результате развития цивилизации человек в обмен на эту деятельность обрел возможность получить все необходимое для жизни. Снова особо оговорим, что это относится к выживанию человека в условиях цивилизации, для первобытного человека вопрос таким образом не стоял. Процесс мышления для первобытного человека занимал далеко не первое место в его жизнедеятельности, и мыслил он в рамках условий своего существования, причем существования примитивного. Собственно и современный человек мыслит все в тех же границах своего существования, только эти границы несколько раздвинулись по сравнению с существованием человека первобытного.

Таким образом, интеллектуальная деятельность человека - это один из путей реализации инстинкта самосохранения, который, играет роль стимула для процесса собственно мышления, как вида человеческой деятельности. А для разума искусственного?

Прежде чем закрыть тему искусственного интеллекта, вспомним "Далекую Радугу" А. и Б. Стругацких.

- Знаете это древнее опасение: машина стала умнее человека и подмяла его под себя... Полсотни лет назад в Массачусетсе запустили самое сложное кибернетическое устройство, когда-либо существовавшее. С каким-то там феноменальным быстродействием, необозримой памятью и все такое... И проработала эта машина ровно четыре минуты. Ее выключили, зацементировали все входы и выходы, отвели от нее энергию, заминировали и обнесли колючей проволокой. Самой настоящей ржавой колючей проволокой - хотите верьте, хотите нет.

- А в чем, собственно, дело? - спросил Банин.

- Она начала вести себя, - сказал Горбовский.

- Не понимаю.

- И я не понимаю, но ее едва успели выключить.

- А кто-нибудь понимает?

- Я говорил с одним из ее создателей. Он взял меня за плечо, посмотрел мне в глаза и произнес только: "Леонид, это было страшно"...

Сможет ли самоосознание, реализованное на уровне искусственного интеллекта, заставить его мыслить? Что может стать для искусственного интеллекта стимулом к мыслительной деятельности? На мой взгляд, на эти вопросы так или иначе придется искать ответ. Предположим, что он будет найден, тогда каким мы все-таки хотим видеть своего искусственного собрата по разуму? Слугой или полноправным партнером? И чем может оказаться чреватым это полноправное партнерство? Ведь если искусственный интеллект не может быть реализован на уровне компьютерных программ, тогда три закона роботехники это просто изящная придумка А. Азимова. И уж если сам автор этих законов увлекался конструированием ситуаций, в которых эти законы оказывались обойденными запрограммированными роботами, то что может обеспечить отсутствие угрозы человечеству со стороны искусственного разума, обходящегося без всяких программ, в том числе и сдерживающих? На этот вопрос также придется искать ответ, ведь и без того мир уже полон опасных игрушек.

А теперь суммируем те выводы, к которым мы пришли в настоящей статье.

Каждый биологический вид, как совокупность особей, обладающих сходным набором рецепторов (органов чувств) и сходными возможностями воздействия на этот мир, живет в своем мире, который по определению не может совпадать с миром, в котором живет другой вид. В своем мире живет и каждая биологическая особь, так как даже в рамках одного вида существует разброс в параметрах рецепторов, воспринимающих внешние воздействия и разброс в параметрах органов, с помощью которых особь может оказывать воздействие на окружающую действительность, следовательно, и внутренняя модель окружающего мира является индивидуальной для каждого живого существа.

Любое живое существо разумно в рамках взаимодействия с окружающим миром, то есть возможностей восприятия им внешних воздействий и способностей со своей стороны влиять на воспринимаемый им мир.

Разум не есть самостоятельный феномен, он является производной величиной от сложности системы управления живым организмом, контролирующей восприятие внешних воздействий, реакции на внешние воздействия, а также возможные ответные воздействия на внешнюю среду. Степень разумности пропорциональна сложности живого организма.

Интеллектуальная деятельность человека есть одна из форм его деятельности, практикуемая им настолько, насколько она обеспечивает его выживание. Способность к интеллектуальной деятельности определяется цивилизационным и социальным окружением человека и формируется в первые годы жизни.

"Контакт разумов" возможен ровно в той степени, в какой совпадают их "пространства" - миры существования потенциальных контактеров - то есть создаваемые ими внутренние модели окружающей действительности, параметры которых определяются анатомией и физиологией носителей разума.

Искусственный разум может быть создан только в результате построения физической системы какпроизводное от сложности схемы, управляющей этой системой. Для обеспечения полноценного контакта человека с искусственным разумом, носитель этого искусственного разума должен быть как можно более полным аналогом человека по способам восприятия окружающего мира и возможностям ответного воздействия на этот мир.

Интеллектуальная деятельность искусственного разума возможна только при наличии у него стимула к этой деятельности, каким у человека, так же как и у любой формы живого, является стремление к выживанию.

2010 г.

г. Томск